— Мне очень жаль, что он сказал это тебе, но плюнь на него. Серьезно, плюнь. Мои поступки — не его дело.
— Но это не так, Вин. Я могу понять его точку зрения.
Он поцеловал меня, и в этот момент я забыла о точке зрения Чарльза Делакруа.
Уже было около половины восьмого, когда Нетти, все еще в пижаме, появилась на пороге своей комнаты.
— Как прошла вечеринка, Анни? — И тут она заметила Вина. — Ой!
— Привет! — сказал он.
— Он уже уходит, — добавила я.
Но Вин стоял на месте, и я подтолкнула его в сторону выхода.
— Пойду поговорю с отцом прямо сейчас, — сказал Вин тоном, по которому я не смогла определить, шутил он или был серьезен.
— И что ты ему скажешь?
— Что наша любовь слишком сильна, чтобы он мог ее разрушить!
— Но я тебя еще не люблю.
— О, ты полюбишь.
— У меня мысль получше. Пусть то, что мы встречаемся, будет секретом, пока мы не выясним, насколько это серьезно. Зачем бить тревогу, когда мы даже не знаем, не расстанемся ли в скором времени?
— Хммм, — протянул Вин. — Думаю, ты самая неромантическая девушка, которую я когда-либо встречал.
— Приму это за комплимент, — рассмеялась я. — Я всего лишь пытаюсь мыслить практично.
— Чудесно. Да, это можно назвать практичным.
Лифт подошел, и Вин уехал. А я, честно говоря, чувствовала себя менее практичной, чем когда бы то ни было.
Нетти ждала меня в квартире.
— И что это было? — спросила она.
— Ничего.
— Нет, определенно что-то было, — сказала моя младшая сестра.
— Ты принимаешь желаемое за действительное. А сейчас — что ты хочешь на завтрак?
— Яйца. И любовную историю, если у тебя такая есть, Анни. Очень романтичную, яркую, с кучей поцелуев и все такое.
Я проигнорировала ее слова.
— Яйца, значит.
— Ты уже рассказала Скарлет? — спросила Нетти.
— Нет, потому что рассказывать нечего.
— Определенно есть чего, — повторила она.
— Ты это уже говорила.
Я разбила два яйца и начала их размешивать. Нетти все еще смотрела на меня, ожидая. Ее глаза были влажными и блестели, как у собаки, и что-то вроде милого предвкушения на ее лице заставило меня рассмеяться и признаться во всем. Жизнь не была легка для Нетти — все, что случилось со мной, случилось и с ней. Прекрасно, что она все еще была невинна и великодушна, что ее волновало то, что у ее старшей сестры роман.
— Мне он всего лишь нравится, ясно?
— Ты его лююююбииишь!
Я вылила яйца в сковородку.
— И обещай, что ты никому ничего не расскажешь — ни бабушке, ни Лео, ни Скарлет, ни кому-либо еще!
— Мне он сразу понравился, — счастливо сказала Нетти. — И каково было с ним целоваться?
— С чего ты взяла, что я с ним целовалась?
— Я знаю, — сказала Нетти. — Ты вся розовая и… и исцелованная. Ты должна мне сказать. На вид у него очень мягкие губы.
Я захохотала:
— Все было неплохо, годится?
— Не слишком подробно.
— Что ж, это все, что ты узнаешь.
Я поставила яичницу на стол и тут заметила синяк на ее правом предплечье.
— Что это?
— Ой. Я не знаю. Может быть, я ударилась обо что-то ночью.
— Болит?
Она передернула плечами.
— Мне приснился кошмар, совсем краткий, мне даже не пришлось будить тебя. Может быть, я ударилась о стену. А когда ты снова увидишь Вина?
— Может быть, никогда. Возможно, он даже не позвонит. Нетти, порой парни ведут себя так, как будто ты им нравишься, а потом никогда не звонят.
И в этот момент зазвонил телефон. Это был Вин.
— Ты быстро добрался до дома, — сказала я.
— Я бежал, хотел поговорить с тобой до того, как ты по-другому взглянешь на случившееся. Можно сегодня вечером с тобой встретиться?
Какая-то часть меня считала, что не слишком уж это хорошо — снова встречаться с Вином, да еще так быстро, но эта часть была на удивление молчалива.
— Да, — сказала я. — Приходи сюда.
— Я бы хотел отвести тебя кое-куда.
— Куда?
— Это будет сюрприз.
Я напомнила ему, что я все еще придерживаюсь мысли, что нам стоит хранить наши отношения в тайне.
— Я знаю и согласен, — сказал он. — Но не беспокойся. Там, куда я тебя отведу, никто нас не узнает.
Мы доехали на метро до самой дальней остановки в Бруклине — Кони-Айленда, сошли с поезда и ступили на выбеленный временем дощатый настил. Впереди виднелась группа неработающих аттракционов луна-парка, похожих на страшноватых разноцветных пауков.
— О, я знаю это место! — сказала я. — Но тут ничего не работает.
Мои родители возили нас с Лео сюда летом до того, как парк был закрыт. (Вроде бы что-то связанное с вспышкой инфекций или проблема с энергообеспечением — не помню, я была слишком мала.)
— Кое-что работает, — сказал он, беря меня за руку и сводя вниз с настила. Я услышала вдали голоса и увидела, что небольшое детское колесо обозрения освещено.
— На прошлой неделе окружному прокурору доложили об этом, — сказал Вин. — Эти люди построили нелегальный генератор, и у них достаточно электроэнергии, чтобы питать один аттракцион каждую субботу. Папу они не волнуют — у города есть куда большие проблемы. Ты наверняка слышала эту присказку.
— Да, к несчастью, слышала. Но я бы сказала, что по нему и видно, что он хочет изменить все к лучшему.
— Единственное, что он хочет, — сделать карьеру.
Оператор колеса приветствовал нас.
— Я должен вас предупредить, что это колесо не было проинспектировано и вы можете, за неимением лучшего слова, погибнуть.
Вин посмотрел на меня; я пожала плечами.
— Только при условии вашего согласия, — повторил оператор.
— Не самая плохая смерть, — сказал Вин, и я кивнула.
Вин дал оператору деньги, и мы сели на колесо. Я раньше никогда не каталась на колесе обозрения. Мы сели рядом, хотя и с некоторым трудом — колесо было рассчитано на детей, а меня, несмотря на мой небольшой рост, природа щедро одарила сзади. Сначала меня напрягло, что мы сидели так тесно, но потом Вин положил мне руку на плечо, чтобы устроиться поудобнее, и я перестала думать о своей задней части.
На колесе обозрения было так мирно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем оно двинулось, так как операторы подождали, пока все колесо заполнится, и только потом дали старт. Ноябрьский воздух был холодным, и я чувствовала, как вдалеке что-то горит. Вин пользовался лосьоном после бритья, он пах мятой, но не мог перебить запах гари.
Мне не очень хотелось говорить, и Вин, кажется, это понимал.
Рано или поздно, но мы добрались до вершины. Отсюда можно было увидеть воду, темноту, землю и на горизонте Манхэттен, где я провела всю свою невеселую жизнь. Мне бы хотелось остаться тут навсегда. Все плохое случалось на земле, а в воздухе было безопасно.
— Я хотел бы остаться здесь навсегда, — сказал Вин.
Я повернулась и поцеловала его. Металлическая корзина, в которой мы сидели, задрожала и заскрипела.
Единственным человеком, который знал о нас с Вином, была Нетти. Я ничего не говорила даже Скарлет, да и она была полностью поглощена ролью леди Макбет. (Как оказалось, роль Гекаты требовала гораздо меньших усилий.) Если она и заметила, что Вин снова стал с нами обедать, то ничего не сказала. Помимо пьесы, ее мозг был занят и собственным романом — с Гарретом Лью, который играл Макдуфа.
В школе нас с Вином никогда не видели наедине. Обычно с нами была Скарлет, и я никогда не ждала его у его шкафчика или где-нибудь еще.
Мы все еще занимались вместе на уроках криминалистики — самый мучительный час за весь день. Я хотела прикасаться к нему, держать его за руку под столом, писать записочки, но я никогда этого не делала. Я знала, что наши отношения не смогут продолжаться, если одноклассники узнают о них и начнут болтать. Слухи точно дошли бы до отца Вина, и не думаю, что наш глупый подростковый роман выдержал бы такое.
Так что этот час был пыткой.
